Друзья, мое большое интервью литовскому порталу Дельфи.
«Петербург — как Россия, эффекты (от санкций) действуют в масштабах всей страны. Мы видим рост цен, сложности для бизнеса. Это не катастрофа, но постепенное сползание по экономической наклонной плоскости», — полагает петербургский политик, депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга от партии «Яблоко» Борис Вишневский. Он уверен, что России предназначено быть частью европейской цивилизации, однако в данный момент страна движется в направлении исторического тупика и продолжает поиск своего особого пути. По его мнению, политика российских властей с 2014 года привела к серьезному ухудшению экономического положения, однако в условиях тотального господства телевизионной пропаганды многие люди до сих пор полагают, что мухи (политика) — отдельно, а котлеты (экономика) — сами по себе. В сложившейся ситуации политик не видит условий для «обвала уровня поддержки» нынешней власти. В целом же он заметил, что Петербург не может развиваться отдельно от страны в целом, а последние протесты показали, что власти «намотали на ус» настроения в обществе и ужесточили отношение к протестующим. Говоря же об отношениях Литвы и России, Б.Вишневский подчеркнул, что хорошим связям между странами «очень серьезно мешает комплекс большого брата, который все еще присутствует у наших властей». — Еще лет пятнадцать назад Петербург визуально был как-будто под слоем пыли. Сегодня город выглядит намного лучше, чище. Что на ваш взгляд политика произошло с городом за это время? — Конечно, экономическая ситуация в городе стала лучше. И не только в городе, но и в стране. После 2003-2004 года пошел рост нефтяных цен, с другой стороны, губернатор Валентина Матвиенко добилась регистрации в городе целого ряда крупных коммерческих структур, начиная от «Газпром-нефти», в результате чего городской бюджет получил довольно серьезные деньги. Другое дело, что деньги эти были не заработаны, а административно привлечены, тем не менее, это помогло повысить уровень жизни и решить часть городских проблем. Стало чище, параднее, часть центра отреставрирована и приведена в порядок. — Петербургу пришлось заплатить иглой «Газпрома»? — Я назвал бы это иначе. Сначала мы занимались тем, что не давали построить башню «Охта-центра» напротив Смольного собора (почти самый центр Петербурга — DELFI). Мы решили эту задачу, у меня лично это отняло пять лет жизни. Сейчас ее перенесли в Лахту, где, как некоторые верили, ее не будет видно. Я с самого начала считал, что ее видно будет, но ее влияние на городские панорамы несравнимо меньше, чем это было бы в случае постройки «Охта-центра». То, что мы видим сейчас, является одной из серьезных градостроительных ошибок в нашем городе.
— Финансовым и инвестиционным центром город, к сожалению, не стал. Стало больше денег, инвесторов, поскольку сюда регулярно приезжает Путин и устраивает мероприятия, больше похожие на торжественные приемы от его имени. Поэтому, Петербург находится в более благоприятном положении, чем подавляющая часть российских регионов. Но я бы не сказал, что произошел какой-то кардинальный прорыв. Сколько я помню, столько ищут ответ на вопрос, центром чего должен быть Петербург: туристической, культурной, транспортной или еще какой-нибудь столицей. Мне кажется, что нам вообще никакой столицей быть не надо. Петербург — это одна из жемчужин России, мировой архитектуры и культуры вообще и не нужно никакого отдельного статуса. Что касается предназначения, то город предназначен и для туристических, и для научных, и для промышленных, и для транспортно-транзитных функций, потому что его как назвали «окном в Европу», так он во многом этим и остается. — В принципе в городе все для этого есть… — Я думаю да. Но в городе не хватает общей стабильности, но это, к сожалению, не чисто петербургская ситуация. Проблема в том, что при той внешней политике, которую ведет российская власть, ситуация с экономическими санкциями серьезно ограничивает развитие. И вместо того, чтобы идти европейским путем, становиться частью объединенной Европы, мы все время ищем какой-то свой особый путь, а его не существует. Мой друг и товарищ, глава политкомитета «Яблока» Григорий Явлинский несколько лет назад сказал замечательную фразу: не существует третьего пути, есть только третий мир. Не хочется попадать в третий мир, однако то, что сейчас происходит — это движение в исторический тупик. Россия предназначена для того, чтобы быть частью европейского сообщества и в перспективе частью ЕС, территорией, где нет границ, и люди могут свободно выбирать место жительства и работы, где нет искуственных перегородок, возведенных между территориями. Но, боюсь, до этого еще далеко. — Получалось ли то, о чем вы говорите, до того, как Россия принялась за проведение своей нынешней внешней политики?
— В принципе в городе все для этого есть… — Я думаю да. Но в городе не хватает общей стабильности, но это, к сожалению, не чисто петербургская ситуация. Проблема в том, что при той внешней политике, которую ведет российская власть, ситуация с экономическими санкциями серьезно ограничивает развитие. И вместо того, чтобы идти европейским путем, становиться частью объединенной Европы, мы все время ищем какой-то свой особый путь, а его не существует. Мой друг и товарищ, глава политкомитета «Яблока» Григорий Явлинский несколько лет назад сказал замечательную фразу: не существует третьего пути, есть только третий мир. Не хочется попадать в третий мир, однако то, что сейчас происходит — это движение в исторический тупик. Россия предназначена для того, чтобы быть частью европейского сообщества и в перспективе частью ЕС, территорией, где нет границ, и люди могут свободно выбирать место жительства и работы, где нет искуственных перегородок, возведенных между территориями. Но, боюсь, до этого еще далеко. — Получалось ли то, о чем вы говорите, до того, как Россия принялась за проведение своей нынешней внешней политики? В этом направлении Петербург отдельно двигаться не может, туда может двигаться только вся страна. Слова произносились. В начале правления Владимира Путина было довольно много слов о необходимости европейского пути и европейских ценностях. Постепенно эти слова стали исчезать, видимо потому, что нынешнему президенту и его окружению эти ценности чужды. — Интересно наблюдать в городе одновременно имперских орлов, мемориальные доски с именем Владимира Ульянова… — Это еще полбеды. Но когда во время губернаторства Матвиенко установили мемориальную доску одному из последних первых секретарей областного комитета КПСС Григорию Романову, который травил и изгнал, к примеру, из города Иосифа Бродского, гнобил культуру и интеллигенцию, даже коллективное обращение не помогло остановить установку этой доски. Что касается имперских орлов, то, я может быть, нехарактерный политик, и я не получаю удовольствия от идеи империи. Я не чувствую необходимости ощущать себя гражданином империи. Мне кажется, что назначение России — быть нормальной (пусть и большой), богатой, европейской страной. А имперские фантомные боли по бывшему СССР и желание в том или ином виде его восстановить… Я понимаю, почему они возникают у людей старшего возраста, у которых лучшие годы прошли при советской власти. Но ни мне, ни товарищам по «Яблоку» это абсолютно не нужно. Небольшие страны, начиная от Швейцарии и заканчивая Литвой, на мой взгляд, прекрасно обходятся в жизни, не будучи империями. — Вы — представитель оппозиционной партии, которая находится в Законодательном собрании. Это довольно редкий случай в России, не так ли? — Сейчас есть три случая в региональных парламентах, раньше было шесть. — В каких условиях вы работаете? — «Яблоко» в Петербурге всегда исторически имело сильные позиции. Единственный раз, когда мы не были представлены в городском парламенте — это когда нас просто не допустили до выборов, сняли с выборов под надуманным предлогом. Это был единственный случай, когда мы не попали в городской парламент. А так у нас устойчивая поддержка, ниже 12-13% от числа избирателей, которые приходили на участки, эта поддержка не опускалась. В Петербурге «Яблоко» — главная демократическая оппозиционная сила и она традиционно поддерживается гражданами все последние годы. Второе место, где у «Яблока» в региональном парламенте высокая поддержка — это Карелия, но там местные власти ведут настоящую войну на уничтожение. Третье место — это Псков, где мой друг Лев Шлосберг второй созыв подряд вообще один в законодательном собрании. Мы были представлены еще в региональных парламентах в Вологде и Калининграде, а сейчас «Яблоко» представлено депутатом по одномандатному округу еще в Костроме.
— В своей публицистике вы довольно жестко высказывайтесь в отношении нынешней власти. Как это сказывается на вашей работе как политика? — Это не облегчает мою работу. Второй созыв подряд я являюсь депутатом Законодательного собрания, но даже в прошлом созыве было легче, потому что «Единая Россия» не имела большинства и могла его получить лишь с помощью ЛДПР и нескольких перебежчиков. Сейчас у «ЕР» большинство абсолютное — 36 депутатов из 50, благодаря изменению системы выборов и введению одномандатных округов. И «ЕР» теперь может ни с кем не считаться. Поэтому я практически не могу провести ни одной законодательной инициативы и большая часть моей деятельности проходит с использованием моих возможностей как депутата, но без влияния на законодательный процесс. Я пишу запросы, обращения, обнародую ответы на них, привлекаю внимание к проблемам, занимаюсь защитой конкретных граждан, у меня очень много обращений. Довольное многое мне удается сделать путем использования авторитета, личного общения с чиновниками — это вопросы получения людьми жилья, решение проблем с медицинским и социальным обеспечением, защитой парков и скверов. И, конечно, я могу выйти на трибуну, высказать свою точку зрения. Я не могу провести инициативу, меня лично постарались вывести из всех комиссий и рабочих групп, поэтому ситуация для меня нелегкая. Но никто не говорил, что будет легко. Оппозиционная партия обычно работает в таких условиях, в каких находимся мы. Грешно жаловаться, поскольку «Яблоко» есть в парламенте, в отличие от Московской городской думы, Законодательного собрания Ленинградской области и т. д. — Первые два срока Владимира Путина были временем очень высокой поддержки со стороны россиян, однако после того, как были введены санкции, и люди на своем кармане почувствовали цену внешней политики, она начала падать. — Я бы не переоценивал масштаб этого падения. Мне, конечно, как человеку резко настроенному против этой политики, хотелось бы, чтобы эта поддержка серьезно сократилась, и люди начинали понимать, что вообще происходит и свели вместе следствия и причины. Ведь политика российских властей с 2014 года привела к серьезному ухудшению экономического положения. Но в условиях тотального господства телевизионной пропаганды многие до сих пор полагают, что мухи (политика) отдельно, котлеты (экономика) сами по себе. Явлинский очень точно сформулировал: состояние российской экономики — это ответ на российскую политику. Если мы хотим, чтобы изменилось что-то в экономике, нужно менять политику. Этого не происходит. Телевизор успешно внушает, что сложности, которые мы испытываем происходят от того, что с нами борются, нам завидуют. Это полный бред, но в ситуации, когда телевизор для большинства граждан является основным источником информации, это, к сожалению, действует. Я думаю, что поддержка власти сократилась не только в силу экономических сложностей, а в силу усталости от вождей. Когда человек находится у власти больше 17 лет, это, конечно, надоедает, хочется чего-то другого, перемен. Но я бы не сказал, что происходит обвальное падение уровня поддержки. Нужно очень простое условие — отмена политической цензуры на телевидении. Как только люди, имеющие иную точку зрения, смогут систематически ее высказывать по телевидению, ситуация в стране сильно изменится. Именно поэтому их туда не допускают.
— Петербург не молчит, чему доказательство акции протеста. Достаточно вспомнить историю с Исаакиевским собором или строительством «Охта-центра». — Петербург не молчит, но дело не в этом. Это особенный город, есть то, чего нельзя трогать и что вызывает серьезное общественное сопротивление. Так, как было с «Охта-центром». Кроме того, я не ожидал такой реакции горожан на намерение властей передать церкви Исаакиевский собор, она оказалась просто взрывной. Такие вещи вызывают резкое отторжение даже у тех, кто во всем поддерживает Владимира Владимировича Путина. Когда идет речь о городских проблемах, о том, что дорого для горожан и является частью сложившегося городского образа жизни — любое покушение на это может вызвать очень резкую реакцию. Я это видел наглядно, когда несколько тысяч человек по предложению, в том числе моему, пришли к Исаакиевскому собору и встали вокруг него тройным кольцом. Это впечатляло. — Параллельно с Москвой протесты не так давно прошли в Петербурге. Есть ли какое-то отличие? — Я не думаю, что они сильно отличаются от московских. Большей частью в них участвовали молодые люди, которых просто достало происходящее, которые увидели, что у них нет никаких перспектив. Они видят разгул коррупции и невозможность для себя реализоваться в условиях, когда закрыты все социальные лифты и, если ты не сын чиновника или олигарха, тебе не сделать никакой карьеры. — Петербург — это не город больших возможностей? — К сожалению, нет. Очень многим молодым людям в условиях тотальной коррупции и воровства, отстутствия законности и правосудия, полного бесправия граждан перед властями очень трудно реализоваться. Они не хотят жить в таких условиях, поэтому выходят на улицы. Объясните мне, люди во всем этом живут, варятся, видят происходящее, тем не менее, не происходит массового публичного неприятия действительности. Напомню, что мы с вами говорим в год 100-летия революции… Те перемены, которые были у нас в стране в конце восьмидесятых, когда страна у нас была еще общая, тоже происходили не в ситуации, когда на улицы выходило огромное количество людей с требованием свергнуть режим. Были массовые выступления и митинги, но все же перемены начались сверху, поскольку часть элиты решила, что дальше так жить нельзя и нужно что-то в стране менять. Я усматриваю очень глубокую аналогию между сегодняшней ситуацией и ситуацией середины восьмидесятых и полагаю, что власть неоднородна. Часть российской элиты понимает, что путь политической изоляции и тотальной коррупции, клановости и кумовства, сплошного протекционизма и захвата всех экономических высот — это не лучшая для них ситуация. И с этим я тоже связываю часть своих надежд на какие-то перемены. Не думаю, что события будут развиваться по сценарию 1917 года, не хотелось бы, потому что любой сценарий с силовыми столкновениями приводит к крови. И самое главное, что в результате этих столкновений у власти оказываются отнюдь не либералы и демократы.
— Какое место занимает революция 1917 года в сознании горожан? На уровне властей в связи со столетием что-то проводится? — Эта тема находится на очень далекой периферии. Конечно, для тех, кто профессионально занимается этим вопросом — это важно, но я не вижу серьезного интереса к этому вопросу. Те, кто включен в политику или общественную жизнь иногда об этом вспоминают. — То есть это неудобная тема? — Эта тема просто малоинтересна для общественного сознания, людей в принципе. Это событие слишком отдаленное, очевидцев не осталось, школьные учебники упоминают, но общественного интереса события того времени не вызывают. Наверное, будут конференции, собрания, коммунисты устроят митинги, но это не вызовет серьезного интереса. — Для нынешней власти тема революции вообще интересна? — Она к ней равнодушна и сама тема революции для нее абсолютно не опасна. На мой взгляд, гораздо более опасно воспоминание о мирной демократической революции конца восьмидесятых, когда люди в массе своей сказали, что так дальше жить нельзя. Этого они опасаются, стараются замалчивать те события. А 1917 год не представляет собой никаких исторических аналогий: у нас нет своих большевиков и нет ситуации проигранной войны, с которой приходит огромное число недовольных ее исходом вооруженных людей. — Но есть Украина, о войне в которой россияне все больше и больше начинают узнавать… — Я категорически против этой необъявленной войны, но масштабы ее таковы, что серьезного возмущения в обществе это вызвать не может. Точно также как серьезного возмущения не вызвало когда-то вторжение в Афганистан. Сейчас даже матери тех, кто погиб на Украине большей частью молчат, потому что не хотят остаться без помощи государства при условии молчания. Иначе все отнимут. — Петербург был задуман как западный город и таковым остается. — Это более европейский и более западный город, чем Москва. — Страны Балтии здесь близко. Использует ли Петербург свой потенциал в качестве центра притяжения балтийского региона? — У меня ощущение, что если и использует, то недостаточно. У нас огромное количество грузинских кафе и ресторанов. Я с ходу могу назвать только один литовский ресторан в конце Среднего проспекта на Васильевском острове (по последним данным ресторан Gintaras больше не работает — DELFI). Я почти не вижу общепита, магазинов, где продавались бы товары из Прибалтики, не вижу особого участия балтийского бизнеса здесь, который видимо имеет другие предпочтения и не хочет идти в непредсказуемую Россию, где завтра могут все отобрать. Я вспоминаю свои школьные годы, когда Прибалтика для нас была внутрисоветской Европой — Таллин, Рига и Вильнюс были городами нашей мечты. Мне кажется, что можно было бы куда лучше использовать этот потенциал.
Общий фон отношений Литвы и России, вероятно, не очень располагает к более интенсивному общению… — Вполне возможно. Очень серьезно мешает комплекс большого брата, который все еще присутствует у наших властей. В свое время тогдашнее руководство приняло абсолютно верное решение о предоставлении прибалтийским республикам независимости без всякой крови, конфликтов, столкновений. И мне кажется, что это упущенный исторический шанс наладить взаимодействие между этими странами, открыть границы. Мне грустно, что нужна виза для того, чтобы попасть к вам. Наверное, есть опасения, что люди с визами могут рвануть дальше. — Скорее, опасение вызывает политика России, которую в странах Балтии называют имперской. — Имперская политика, естественно, вызывает опасения. И отказ от этой политики, мне кажется, немедленно привел бы к решению в том числе и таких вопросов, как визовый. — По вашему мнению, империя распалась до конца? — Империя распалась до конца. Я не отношусь к тем, кто пугает, что Россия может распасться на что-то еще. Думаю, этого не произойдет. Те, кто хотели уйти — ушли. Другое дело, что у части политиков остались фантомные боли. Им хочется по-прежнему чувствовать себя руководителями империи, в границах которой не заходит солнце и которую во всем мире боятся. — Самое главное, что соседи России видят в ней угрозу… — Это очень плохо. Мне бы хотелось, что в моей стране видели не угрозу, а, если и не друга, то хотя бы партнера, доброго соседа. Это как в доме, где сосед может в любую минуту выбежать с топором и напасть, или ведет себя так, что ты не знаешь, чего от него ожидать. И это, конечно, неуютно. Когда сосед нормальный, ты с ним здороваешься — это правила нормального человеческого общежития (не bendrabutis, o bendrasis gyvenimas). Я считаю, что эти правила должны применяться и в геополитических масштабах. И именно такой курс, как мне казалось, был взят после 1991 года, когда были нормальные отношения с Европой, США и ничто не предвещало антизападного поворота. К сожалению, он начал происходить.
— Балтийское приграничье, риторика довольно жесткая в обеих сторон. Пенс уже второй раз посещает Эстонию, на ваш взгляд ситуация горячая? — Я не считаю ее горячей. Это некоторое надувание щек и игра мускулами. Я хорошо запомнил, как мне в Вильнюсе ваш бывший премьер-министр Кубилюс сказал, что Литве очень повезло, поскольку она успела дважды проскочить в окно возможностей — в НАТО и ЕС и теперь меньше опасается восточного соседа. Это грустно. Хочу напомнить, что во времена Ельцина обсуждался вопрос, не вступить ли России в НАТО. — Чем объяснить столь распространенный сейчас в России высокий уровень патриотизма? — Он и в другие времена был распространен и не только в России. Он подогревается искусственно, это игра на худших чувствах людей. К сожалению, многое происходящее в российской политике — это следствие российской пропаганды, которая обращается к худшему в человеке, ура-патриотизму, невежеству, агрессии, злобе, вечному недовольству происходящим, что я бы назвал поведением обиженного ребенка. Это не прагматичное поведение, оно не не приводит к улучшению отношения к России. — Как сказались санкции на Петербурге? — В первую очередь, это сказывается на двух вещах. Во-первых, на курсе валюты. Становится дороже приобретать импортное оборудование, растут цены, и увеличивается инфляция. С другой стороны, режим санкций резко затрудняет доступ коммерческих структур к западным кредитам, и они вынуждены одалживать эти деньги в России под большие проценты, что тоже разгоняет инфляцию и останавливает экономический рост. Петербург — как Россия, эти эффекты действуют в масштабах всей страны. Мы видим рост цен, сложности для бизнеса. Это не катастрофа, но постепенное сползание по экономической наклонной плоскости, что огорчает. — Какой потенциал есть у жителей Петербурга в плане отношения к власти? — Я думаю, что большинство жителей Петербурга поддерживает ее курс просто потому, что кризис еще не в очень сильной степени ударил по карману и их убедили, что это происки врагов, а не реакция на внешнюю политику России. Я не отношусь к тем, кто считает, что чем хуже, тем лучше. Я не хочу ухудшения жизни в моем городе и стране, но понимаю, что нынешний уровень кризиса не приведет к массовому недовольству властью. — А последние протесты, по вашим наблюдениям, власти приняли во внимание? — Конечно, намотали на ус. Резко ужесточилось отношение власти к протестующим. Я видел все это на акциях в Петербурге. Если 26 марта было задержано полтораста человек и наказание для них ограничилось штрафом, то 12 июня было задержано около 600 человек, около 200 из них получили административный арест сроком до 15 суток. При этом в судах полностью игнорировались любые доказательства защиты и любые аргументы в пользу невиновности задержанных. Суд полностью ориентировался на данные полиции, написанные через копирку и сфальсифицированные протоколы. Огромное число людей отсидело эти сутки совершенно незаконно и неправомерно. То есть, власть планомерно отреагировала ужесточением отношения к протестующим. Я не исключаю после это и ужесточения законодательства. — Как грядущие президентские выборы будут встречены в Петербурге? — Я думаю, что они будут встречены равнодушно. С большой вероятностью реальных оппозиционеров, которые могут использовать президентскую кампанию хотя бы как возможность достучаться до людей и рассказать что происходит, не допустят. Появится очередной Жириновский, Миронов и Зюганов и, может быть, какая-то фигура плана Прохорова на прошлых выборах с полной безопасностью для результатов выборов. К сожалению, ничего не предвещает, что Путин может проиграть эти выборы. Я говорю «к сожалению», потому что я хотел бы мирной смены власти на выборах, смены политического курса, потому что он ведет мою страну в тупик.
Рассказать друзьям: