Сегодня Борису Натановичу Стругацкому исполнилось бы 85 лет.
Пять с половиной лет — 19 ноября 2012-го, — он ушел от нас вслед за братом Аркадием.
Вчера я приезжал к дому Бориса Натановича на улице Победы — очень здорово, что в целости и сохранности временная мемориальная доска, которую мы установили в 5-летнюю годовщину его ухода. Уверен: скоро будет постоянная.
А рядом — на пересечении Московского проспекта, улицы Победы и улицы Фрунзе, — площадь Братьев Стругацких, единственная в мире (не только в России) с таким названием: удалось это «пробить» через городское правительство.
Надеюсь, когда-нибудь на этой площади, в сквере в начале улицы Победы, будет стоять и памятник великим писателям…
Много лет мы с Борисом Натановичем обсуждали — в мире какой из их книг мы сейчас живем?
В начале 90-х это был, конечно же, мир «Хищных вещей века», потом — мир «Града обреченного», потом — мир «Гадких Лебедей».
Ну, а сейчас — мир «Обитаемого острова».
С излучением башен, лишающих людей способности к критическому анализу действительности: «человек мыслящий превращался в человека верующего, причем верующего исступленно, фанатически, вопреки бьющей в глаза реальности».
Ровно это мы наблюдаем — в «посткрымскую» эпоху четырех последних лет.
Когда почти все российское телевидение, с его часами ненависти ко всему, что ненавистно власти, с бесконечными соловьевыми-киселевыми-поповыми-скабеевыми-шевченко-норкиными-шейниными-багдасаровыми, и с устранением любых сомнений в правильности действий Кремля — калька с излучения башен Саракша…
Впрочем, частично перед нами — и мир «Трудно быть богом».
Где надобны не умные, а верные.
Где горожане перестали распевать куплеты политического содержания, стали очень серьезными и совершенно точно знали, что необходимо для блага государства.
Где после торжествовавшей серости приходят черные, и наказуемым становится даже невосторженный образ мыслей.
И где правит почти два десятка лет и намеревается править дальше несменяемый дон Рэба.
А помните, как все начиналось?
«Три года назад он вынырнул из каких-то заплесневелых подвалов дворцовой канцелярии, мелкий, незаметный чиновник, угодливый, бледненький…»
«Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается, которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями…»
«Он никто. Он ниоткуда. Это не могучий ум при слабом государе, каких знала история, не златолюбец-временщик, думающий лишь о золоте и о бабах, убивающий направо и налево ради власти и властвующий, чтобы убивать…»
«Мы тут ломаем головы, пытаясь втиснуть сложную противоречивую фигуру орла нашего дона Рэбы в один ряд с Ришелье, Неккером и Монком, а он оказался мелким хулиганом и дураком. Он предал и продал все, что мог, запутался в собственных затеях, насмерть струсил и кинулся спасаться к Святому Ордену».
Помните, как благородный дон Румата мечтает о «настоящем макроскопическом воздействии»? Чтобы увидеть «спины серой сволочи, озаряемые лиловыми вспышками выстрелов, и перекошенную животным ужасом всегда такую незаметную, бледненькую физиономию дона Рэбы»?
Мы сами, — без прогрессоров с другой планеты, — справимся с серой сволочью, дорогой Борис Натанович.
Не сомневайтесь.
Рассказать друзьям: